Елена Верейская - Три девочки [История одной квартиры]
– Куда? Куда? – Ее схватила за руку девушка в военной форме. – Забеги в дом, скорее!
Люся увидела рядом какие-то ступеньки вниз, в подвальное помещение, приоткрытую дверь. Она соскочила в два прыжка, протиснулась внутрь подвала – и в это самое мгновение ее оглушил грохот и звон, что-то тяжелое ударило ее по голове, и Люся потеряла сознание.
* * *– Анна Николаевна, – вы скрыли от Люси, что госпиталь свертывается и персонал едет на передний край? – удивленно спросила Софья Михайловна, когда они вместе, отослав Люсю домой, поднимались по лестнице госпиталя.
Анна Николаевна виновато заморгала глазами.
– Скрыла, Софья Михайловна.
– Почему?! Зачем?! – Софья Михайловна даже остановилась, держась за перила.
Анна Николаевна тоже прислонилась к перилам и беспомощно развела руками.
– Назовите это как хотите… слабостью… трусостью… но не могу я, не могу огорчить девочку…
– Я тоже мать, – тихо перебила ее Софья Михайловна. – Впрочем, это наш с вами давнишний спор. Я всегда говорила, что неправильно вы воспитываете Люсю.
– Ну, что я с собой поделаю?.. – жалобно протянула Анна Николаевна.
– Вы бы посмотрели, как Люся сейчас работает, – продолжала Софья Михайловна, – девочки не узнать. Они все три за эти месяцы – увы! – перестали быть детьми. Вы растили ее белоручкой, лентяйкой, а как жизнь заставила…
– Анна Николаевна, вас начальник отделения просит в кабинет, – раздался сверху чей-то громкий голос.
– Иду! – Анна Николаевна вдруг стиснула руку Софьи Михайловны и быстро шепнула:
– А все-таки вы пока ей не говорите!
* * *Люся очнулась, и первое, что она почувствовала, – это холод. Она открыла глаза – полный мрак. Но это ее не удивило, – ночью в комнате было всегда совсем темно. Она попробовала повернуться на бок, но тупая боль во всем теле заставила ее окончательно прийти в себя. И она вдруг сразу вспомнила все… И вместе с сознанием в нее вошел дикий, ни с чем не сравнимый ужас. Она закричала, и ей показалось, что крик был очень громкий, но на самом деле судорога перехватила горло, и из него вырвался лишь сдавленный стон.
– Тетя, вы живая? Тетя! – раздался у самого ее уха детский голосок. Люся вздрогнула всем телом, и снова с губ ее сровался стон, показавшийся ей криком.
– Тетя! Ну, тетя же, проснитесь! Я боюсь, – жалобно протянул голосок, и ребенок громко расплакался, навалившись всем телом на грудь Люси и тормоша ее обеими руками за воротник шубки. Люся почувствовала, что задыхается.
– Пусти… пусти… – с трудом произнесла она, стараясь спихнуть с себя руками эту давившую ее тяжесть. Но каждое движение причиняло тупую боль, Люся уронила руки и хрипло прошептала:
– Ты… душишь меня… сойди…
Ребенок послушно слез, продолжая держать обеими руками ее воротник и всхлипывая:
– Тетя, не спите больше… Мне так страшно… Я думала, вы неживая…
Люся глубоко вздохнула и, превозмогая боль, села. И сразу почувствовала, что голова ее коснулась чего-то. Она подняла руку, пощупала, – над ее головой тянулась толстая балка. Ужас снова охватил ее, – она поняла, что засыпана в подвале, и что балка каждую минуту может обвалиться. Резким движением рванулась вперед, инстинктивно стремясь уползти из-под этой страшной балки, но наткнулась на стоявшую рядом на коленях девочку, и они вместе снова упали на колючий, засыпанный осколками кирпича пол.
Девочка громко заплакала.
Жгучий стыд перед этой малышкой заставил Люсю опомниться. Вряд ли и в этот момент и после она смогла бы объяснить, что произошло в ней; но то, что рядом с ней кто-то маленький и беспомощный называл ее «тетей» и искал у нее защиты, заставило ее взять себя в руки. Она вдруг почувствовала себя ответственной за этого ребенка.
– Ну, не плачь, – заговорила она, изо всех сил стараясь унять дрожь, от которой стучали зубы, – я нечаянно тебя уронила… не плачь…
Девочка снова обхватила руками ее шею и крепко прижалась к ней, всхлипывая.
– Отыщут нас, тетя?.. Правда, отыщут?..
– Ну, конечно, отыщут… Ведь и твоя мама и моя мама спохватятся, что нас нет… Будут искать и откопают… Видишь, мы с тобой обе живые… Нас не убило… Мы с тобой, как услышим голоса, начнем кричать… нас и откопают… – убеждала Люся девочку, а еще больше – самое себя.
– Тетя… хорошо, что вы проснулись!.. А когда вы спали, я думала, – вы неживая… Я кричала, кричала, а вы не двигаетесь…
– Долго кричала?
– Не знаю… долго… Тетя… возьмите меня на колени… мне холодно…
– Постой… давай я осторожно поищу, нет ли выхода… Ты сиди, не двигайся.
Люся встала на четвереньки и поползла, шаря руками кругом себя.
– Тетя! Не уходите! Я боюсь! – девочка вцепилась в нее и снова заплакала.
Люсе самой хотелось плакать, кричать, звать на помощь… Будь она одна, она, может быть, упала бы ничком, закрыв лицо руками, и забилась бы от отчаяния и ужаса.
Но вот руки Люси нащупали какой-то низкий и широкий ящик. Упираясь в него, она с трудом встала на ноги, подняла руки вверх – балки над ней не было. Она протянула вперед обе руки и дотронулась до ровной стены. Попробовала осторожно сесть на ящик, – он стоял твердо. Она села глубже, прислонилась спиной к стене. И сразу же девочка, не отпускавшая ее ни на минуту, полезла к ней на колени. Люся обхватила худенькое тело девочки обеими руками и прижала ее к себе. Она и сама очень озябла.
– Вот так… нам будет обеим теплее… – сказала она тихо.
Голова у Люси кружилась, слегка тошнило, спина и затылок тупо ныли.
Огромным усилием воли Люся заставила себя говорить спокойно:
– Знаешь… должно быть, сейчас уже ночь, и никого нет на улице… Только я уверена, что нас уже ищут… вот увидишь… А тебя как зовут?
– Аленушка.
– А меня Люся. Сколько тебе лет?
– Шесть… Тетя Люся, а скоро нас найдут?
– Скоро, Аленушка.
– Тетя Люся, а как я кушать хочу, – жалобно протянула девочка.
– Кушать? – Люся вдруг вспомнила о пакетике, сунутом ей в карман, и, достав его, осторожно развернула.
– На вот лепешку. Кушай. – И, нашарив в темноте руки девочки, она бережно вложила в них одну из дурандовых лепешек.
– Спасибо! – прошептала девочка и стала жадно есть.
Люсе есть не хотелось. Она была слишком потрясена.
Аленушка доела лепешку, потом совсем затихла, крепко прижимаясь к Люсе.
Люсе становилось все хуже. Какая-то слабость охватывала ее, а в ушах стоял звон. Она изо всех сил прижимала к себе спящую девочку, словно искала в этом маленьком хрупком тельце защиты. Но руки немели, девочка, казалось, тяжелела с каждой минутой. «Сейчас уроню»… – с ужасом подумала Люся, напрягла последние силы и бережно положила девочку на ящик к стенке, а сама легла рядом с ней и, обняв обеими руками, прижалась к ней всем телом. Она закрыла глаза, и сразу ей показалось, что она вместе с ящиком и Аленушкой с бешеной быстротой летит куда-то вниз. В ее сознании все спуталось, и она впала в забытье.
* * *Софье Михайловне все же удалось убедить Анну Николаевну, что надо сообщить Люсе об отъезде на фронт. Она шла домой совсем поздно и думала о том, сказать ли Люсе сейчас или подождать до утра? Впрочем, возможно, что девочки уже спят. И вообще лучше сказать утром.
Она отперла дверь, вошла в темную прихожую. Сразу скрипнула дверь в их жилую комнату и раздался взволнованный голос Наташи:
– Мама, это вы?
– Мамочка! Наконец-то! Отчего так поздно? – И Наташины руки в темноте обхватили шею матери. – Как я тревожилась!
– А разве Люся не предупредила? – начала было Софья Михайловна.
– Люся? А Люся не с тобой?!
– Люси… нет?!. – Софья Михайловна схватилась рукой за плечо Наташи, чтобы не упасть.
Сидели в комнате подавленные, растерянные. Что делать?! Где искать?! Каким путем шла Люся домой? Бежать сейчас в МПВО? В милицию? Но ведь одиннадцатый час, патруль задержит.
– Все же надо попытаться пойти, – мрачно сказал доктор…
– Да. Вы идите в МПВО, я пойду в милицию. Оттуда позвонят в «Скорую помощь», – тихо произнесла Софья Михайловна, – если она ранена…
Она умолкла. И у всех мелькнула одна и та же страшная мысль: – а если… Но никто не произнес ее вслух.
Яков Иванович уже спал. Его решили не будить, – он снова вернулся домой после двухсуточной работы и сразу свалился в постель.
– Я посвечу вам в прихожей, – прошептала Катя и зажгла от коптилки лучинку.
– Мама… ты только недолго… – робко попросила Наташа. Софья Михайловна не ответила.
В прихожую вышли вчетвером, остановились. Пламя лучинки колебалось, – у Кати очень дрожали руки. Резкий звонок.
– Она?!.
Все бросились открывать. Две девушки бережно ввели под руки Люсю. Она почти висела у них на руках, еле волоча ноги. Ее совершенно белое лицо было исцарапано и испачкано, шубка и шапочка засыпаны мелкой кирпичной пылью. Люся смотрела куда-то перед собой и улыбалась беспомощной, растерянной, жалкой улыбкой.
